Полярные волки: экстремалы Арктики
В голубом сумраке раннего арктического утра семь волков скользили по замерзшему водоему: повизгивая, они гонялись за кусочком льда размером с шайбу. В тот час озерко было похоже то ли на огромный опал, то ли на зеркало Вселенной, и волки тоже казались счастливыми существами из другого мира. Они носились взад-вперед по льду: четверо щенков, в том числе маленькая девочка с черными обводами глаз, родившаяся в этом году, гонялись за ледышкой, а три зверя постарше сбивали их с ног, выталкивая малышей в замерзшую траву на берегу. Я так дрожал, что слово, которое я написал тогда в своей записной книжке, с трудом можно разобрать. А слово это было «дурашки». Самый большой — под 30 килограммов — годовалый самец выступал заводилой. В небе парили два ворона, и кроме их карканья тишину тундры нарушал лишь лай волков и клацанье их когтей по льду. В конце концов самый крупный волчонок догнал и разгрыз ледышку.
Остальные смотрели, склонив головы набок, как будто их ошеломила такая дерзость. Затем волки обернулись на меня.
Трудно описать это ощущение — момент, когда группа хищников замечает тебя: пока вы смотрите друг на друга, твое сердце бьется так гулко, что слышится каждый его удар. Десять ударов подряд.
Люди редко становятся объектом внимания хищников, но мое тело, казалось, среагировало быстрее мозга. Я снова вздрогнул, и на этот раз не от холода.
Какими бы игривыми они ни казались несколько минут назад, на меня смотрели волки, хищные звери с темными пятнами крови на белых шкурах. А овцебык, чью лежащую поодаль тушу они глодали совсем недавно, был во много раз больше меня. Ребра его разорванной грудной клетки растопырились, словно веер, на фоне неба.
Волки обгладывают тушу овцебыка. Чтобы сделать этот снимок, фотограф Ронан Донован поместил камеру внутри грудной клетки копытного. Еще месяц стая время от времени возвращалась к останкам.
Волки молча наблюдали за мной, общаясь друг с другом лишь движениями ушей и хвостов. Они думали, что делать. И через несколько минут решили подойти поближе.
В мире совсем немного мест, где такое в принципе могло бы произойти. Вот почему я отправился на остров Элсмир в Канадском Арктическом архипелаге, присоединившись к съемочной группе документалистов.
Этот край настолько труднодоступен и суров, что людей туда не очень тянет.
Если не считать метеостанции под названием Юрика («эврика») на западном побережье, которую круглый год обслуживают человек восемь, то ближайший населенный пункт (Грис-Фьорд, 129 человек) находится в 400 километрах к югу. А до ближайшего растения, которое можно с чистой совестью назвать деревом, — еще на 1600 километров дальше.
Мелвилские островные, или полярные, волки живут только на островах Канадского Арктического архипелага и на побережье Гренландии, однако они близкие родичи обычных серых волков. Ученые не знают в точности, какова численность полярных волков на сегодняшний день.
Получается, что волки в этой части Элсмира никогда не сталкивались с человеком. На них не охотились, не ставили капканов, скотоводы не изгоняли их с мест обитания и не травили. Автомобили не сбивают этих зверей; лукавые законы не защищают их в какой-то год, чтобы превратить в объект охоты на следующий. Даже среди знакомых мне инуитов, чьи предки населяли остров тысячелетиями, совсем немного людей, встречавших этих хищников.
Это не значит, что волки никогда не сталкиваются с людьми. Начиная с 1986 года биолог-писатель Дэвид Меч провел здесь 25 летних сезонов, наблюдая за волками. Их часто видят работники метеостанции: большие группы волков порой забредают на их территорию. И мои друзья из съемочной группы, по сути, стали частью той стаи, за которой я наблюдал несколько недель, — следовали за волками, находившимися в неустанном движении, на квадроциклах.
Волки нанесли визит на канадскую военную базу. И, не обратив внимания на скелет овцебыка, повешенный персоналом у стены,
побежали дальше – ловить арктических беляков в траве вокруг летного поля.
В отличие от Айдахо или Монтаны здешние волки никогда не оказывались на грани вымирания из-за человека. Они живут так далеко от людей, что не привыкли нас бояться. Познакомиться с ними поближе — значит отказаться от власти над природой и войти в другой мир.
В тот день у замерзшего озерца стая приближалась ко мне медленно — низко опустив головы и принюхиваясь к новому запаху. Было начало сентября, температура — три градуса ниже нуля. Короткое арктическое лето закончилось, хотя солнце все еще стояло в небе по 20 часов. До настоящей полярной ночи длительностью четыре месяца, когда температура опускается до 50 градусов ниже нуля, оставалось еще несколько недель.
Я был один и без оружия. Чуть позже ко мне должны были присоединиться мои друзья-документалисты, но на тот момент они были километров на восемь южнее. Я сидел на льду, думая, что несколько раз в жизни уже чувствовал себя таким же одиноким, но никогда — столь беззащитным.
Белые волки вились вокруг меня словно поземка. Мне было зябко и от их кружения, и от холода. Их же согревал плотный зимний мех. Когда хищники проходили мимо, особые приметы, по которым мы различали их во время съемок, бросались в глаза: белесая грива годовалого самца, вытекший левый глаз у самки (должно быть, ее ранил овцебык), черные кончики (скоро они побелеют) на хвостах щенков. Я чувствовал запах крови овцебыка, в которой они катались.
Щенки неуклюже — на своих кажущихся огромными лапах — прыгали поодаль. Но волки постарше приближались. Смелая самка двух-трех лет от роду подошла и встала на расстоянии вытянутой руки. Ее глаза были ярко-янтарными, морда потемнела от запекшейся крови.
Я решил не шевелиться и тоже смотрел на нее, завороженный, слыша, как урчит у нее в животе. Она осмотрела меня с головы до ног, водя носом в воздухе, как будто рисовала. Затем подошла ближе и внезапно ткнулась носом мне в локоть. Это было как удар током — я дернулся. Волчица отпрыгнула и побежала — неторопливо, то и дело оглядываясь, — и присоединилась ко всей семье, увлеченно доедавшей тушу овцебыка.
Велико искушение думать о волках, как о собаках — существах общительных, ограниченных, даже карикатурных в своих аппетитах или склонностях. Такие мысли возникают отчасти потому, что они похожи на собак внешне; отчасти — потому, что сравнение облегчает нам восприятие зверя, которого мы тысячелетиями считали свирепым убийцей. После встречи с волками на Элсмире я уже и не думал сравнивать их с собаками. Волчица с янтарными глазами осматривала меня внимательно и спокойно. Ни на секунду она не теряла зрительного контакта, и я увидел в ее глазах незаурядный ум, намного превосходящий ум любого другого животного, с которыми мне приходилось сталкиваться. Меня не покидало ощущение, что мы знаем друг друга на уровне инстинкта.
Я не имею в виду какую-то личную связь. Волчица не была моим тотемом. Я говорю о генетической памяти, знакомстве на видовом уровне. Волки несколько старше современных людей и уже существовали как вид, когда появился человек разумный. Вполне возможно, что на заре нашей истории мы наблюдали, как охотятся волки, и учились у них, а некоторых одомашнили.
Трехмесячный волчонок потягивается в сентябрьских сумерках. Только что он наелся – поглодал тушу недавно убитого овцебыка. Эти волчата еще слишком малы для дальних странствий. До наступления зимы им нужно набрать вес и усвоить навыки, необходимые для выживания, в том числе научиться охотиться и избегать встречи с другими стаями.
Волки, как и люди, одни из самых успешных и легко приспосабливающихся к изменчивым условиям среды хищников на планете, и они живут семьями, которые даже больше похожи на человеческие, чем семьи других приматов, наших близких родственников. Поскольку из-за климатических изменений в Арктике теплеет, и жизнь волков становится менее предсказуемой, они, вероятно, адаптируются так же, как мы: попытаются извлечь выгоду из новых обстоятельств, а, если дела пойдут совсем плохо, уйдут куда-то еще.
Незадолго до того, как я прибыл на Элсмир, стая потеряла главную самку. Ей было лет пять или шесть, у нее были худые задние лапы, она с трудом поднималась, но все же была столь явным вожаком, что, когда мои друзья наткнулись на самку в августе, то не заметили ее слабости. Скорее всего, волчица была матерью всех волков в стае, кроме своего партнера, стройного самца с ярко-белой шкурой. Он был главным охотником в стае, она — ее скрепляющим центром. Казалось, ни у кого не было вопросов, кто здесь главный.
Волки следят за тремя овцебыками. Чтобы завалить одного такого зверя, массой под триста килограммов, стае необходимо учиться работать слаженно. Овцебыки – одни из немногих животных, которые защищаются от хищников вместе, строя оборонительное каре. Волки стремятся отбить какую-нибудь особь от других, лишив ее поддержки стада. Этим овцебыкам удалось избежать подобной участи.
Волчица-матриарх не проявляла интереса к моим друзьям и их камерам, хотя позволила им близко подойти к своим новорожденным, установив правила терпимости к людям (и, в конечном счете, ко мне тоже).
Члены съемочной группы рассказали, что когда они видели волчицу в последний раз, с неделю назад, она проявила необычно трогательную материнскую заботу. Тогда, после нескольких неудачных охот (волкам не каждый раз везет), стае удалось добыть теленка овцебыка весом под сотню килограммов. Уже давно волки не ели как следует, и вот они собрались вокруг туши, тяжело дыша, измученные и голодные. Но главная волчица стояла рядом с тушей и отгоняла старших отпрысков, позволяя есть только четырем щенкам.
Волки постарше умоляли, скулили, подползали поближе, надеясь урвать свое. Она не двинулась с места, щелкая зубами и рыча, пока щенки не наелись, а их животы не раздулись до размеров футбольного мяча — свежее мясо они, возможно, пробовали впервые.
В конце концов всех допустили к туше. Наевшись до отвала, животные впали в забытье. И тут в какой-то момент волчица исчезла. Она не вернулась, и мы так и не узнали, что с ней случилось.
К тому времени, когда я встретился со стаей лицом к лицу, волки все еще пребывали в смятении. Было неясно, кто будет руководить стаей, смогут ли они снова успешно охотиться вместе. Всего несколько недель оставалось до голодной зимы. Казалось, молодая самка с янтарными глазами, ткнувшаяся носом мне в локоть, стремилась занять место исчезнувшей матери, хотя и мало заботилась о воспитании щенков. Но при первой же попытке возглавить охоту вместе со старшим волком стаи ее помял овцебык.
С расстояния в сотню метров я наблюдал, как большой овцебык опустил голову и поднял молодую волчицу на рога. Я думал, что она погибла. Однако самка отпрыгнула и убежала, поджав хвост. Охота не удалась.
Я больше суток сидел с волками у озерца, не в силах оторваться. Не хотелось, чтобы все закончилось. Какие бы проблемы ни стояли перед стаей, сейчас все было хорошо. Звери играли, дремали, терлись носами. Я пытался держаться на расстоянии, но волки все время приходили на меня посмотреть. Я чувствовал их зловонное дыхание, слышал, как они испускают газы. Их интерес постепенно угас, но было так холодно, что каждый час мне приходилось вставать и разминаться: я прыгал и отрабатывал боксерские удары. Мои упражнения всегда привлекали внимание хищников. Они окружали меня, с любопытством склонив головы, и, должно быть, чувствовали, что я нервничаю.
Через какое-то время я отошел подальше и поставил палатку в надежде поспать пару часов. Я плавил лед, чтобы попить, когда одноглазая самка подошла к палатке и, с мастерством хирурга вскрыв ее, вытащила все мои вещи, аккуратно разложила их в ряд и украла надувную подушку.
В конце концов волки легли спать, и щенки сбились в пушистую кучку. Пока они спали, я бродил по окрестностям. Перелетные птицы отправились на юг; не было слышно ни лис, ни ворон. Ветер развевал по тундре пахнущие свежескошенной травой пряди шерсти овцебыков. Кое-где лежали черепа этих копытных, наполовину ушедшие в землю: толстая кость пожелтела от лишайников, гнутые рога устремлены в небо.
Наевшись, стая отдыхает и переваривает пищу. Волки живут от пиршества до пиршества, а в промежутках голодают. Охота чаще всего бывает безрезультатной, но взрослые волки могут обходиться без еды по две недели. А когда удача им улыбается, наедаются до отвала: могут сожрать до десяти килограммов мяса за раз. Вскоре хищники снова пустятся в путь.
Вскоре стая проснулась и, как обычно после сна, затеяла игру. Волки облизывали друг другу морды и виляли хвостами — нежности на краю света мне довелось наблюдать недолго: вскоре старшие побежали на запад, к основному охотничьему участку, оставив щенков со мной. Я не был склонен считать это проявлением доверия — скорее, халатностью. Я не был ни добычей, ни угрозой, и волки это понимали. Когда последние из старших исчезли из вида, щенки решили броситься за ними. Я последовал за волчатами, и мы все сразу сбились с пути. Мы дошли до какого-то безымянного хребта, щенки сели и начали выть, и слабое эхо их голосов отражалось от скал.
Текст: Нил Ши; Фото: Рон Донован